Через секунду в скважине провернулся ключ и дверь – Стихотворение «Ключ заскрипел в замочной скважине (конкурс «Параллельные миры»)», поэт Воронцов Сергей

Читать книгу Сокровища валькирии 3 »Алексеев Сергей »Библиотека книг

— Кто-то идет! Стук за дверью!
Арчеладзе замер. Через секунду в скважине провернулся ключ и дверь распахнулась сразу настежь.
В проеме стоял корчмарь, одетый в расстегнутый овчинный кожух, из-под которого торчал ствол «Калашникова». Стоял и вглядывался в полумрак погреба, и, когда присмотрелся, вошел внутрь, по-хозяйски прошагал к бочке, к Джейсону, уставился на него исподлобья и сказал, не оборачиваясь к Арчеладзе:
— Переведи ему: мы узнали его. Он — Джейсон Дениз, командир экспедиционного батальона ВМС США. Это он охранял зону, где расположена гора Сатва. И это он не допускал сербов, когда они приходили молиться к святому месту. Скажи, он нам нужен, поэтому сегодня вечером его переправят в горы, в надежное место.
Арчеладзе перевел, на что пехотинец вскочил и неожиданно стал ругаться и грозить, что миссия ООН обязательно применит санкции или даже меры военного характера. Корчмарь не требовал перевода, и полковник стоял молча. Выслушав возмущенную речь американца, хозяин погреба выхватил из-под полы автомат, упер его в грудь.
— Скажи ему: мне не хочется пачкать свой погреб его поганой кровью. Но я все равно потом прострелю ему голову!
— Потом он тебя убьет,— перевел коротко Арчеладзе, просчитывая взглядом расстояние до серба — можно ли отсюда, без прыжка, рубануть кромкой таза ему по шее… А он почувствовал это, резко повернул автомат в сторону полковника.
— Зачем ты взял таз?
— Хотел налить вина,— тут же вывернулся он.— Очень хочется пить.
Корчмарь выхватил у него посудину, взял под мышку.
— Ты вчера выпил свое. Через три часа придет машина и поедешь в лес. Там и выпьешь последнюю чашу. Только не вина.
— Не круто ли берешь, брат? Может, поговорим, объяснимся.
— С такими ублюдками говорить не буду!
— Слушай ты, урод!— мгновенно взъярился Арчеладзе.— Ты считаешь меня предателем? А ты знаешь, как мы встретились с этим американцем?! И почему?!
— Не хочу знать,— брезгливо бросил он и покосолапил к двери.
Полковник сделал два скачка следом и не удержал равновесия, завалился на бок, чуть не ударившись головой о стену. Корчмарь захлопнул дверь и повернул ключ.
— Эй, ты!— заорал Арчеладзе.— Позови старшего! Слышишь?! Или сам отправь человека на обсерваторию! Скажи, что поймал Грифа! Понял?..
За дверью была уже полная тишина. Стоило единственный раз, отказавшись от прошлого и будущего, несколько часов пожить настоящим, как и должны бы жить нормальные люди, так тут же небо над головой сократилось до размеров овчинки.
— Что он сказал тебе, Эд?— Джейсон тряс его за колено.— Что он хочет?
Арчеладзе медленно и неуклюже встал, припрыгал к бочке и повернул медный кран. Вытекла тоненькая, черная струйка, потом еще капнуло несколько раз, после чего из бочки дохнул скопившийся газ — разнеслась вонь прокисшего вина.
— Шабаш,— заключил полковник.
— Что он тебе говорил?— все приставал пехотинец.
— Что?.. А через три часа расстреляют в лесу.
— Тебя расстреляют?.. Но они же любят русских!
— Русских-то они любят,— не сразу проговорил Арчеладзе.— Но ненавидят предателей… Эх, весело веселье, тяжело похмелье! А здорово мы вчера погуляли?
— За что тебе грозит расстрел?
— А ни за что. У нас так бывает часто. Мы больше своих лупим, не разобравшись, чем врагов. Ну, хочешь быть теперь русским?
Джейсон замолчал и сел рядом. Глаза его бесцельно бегали по стенам — о чем-то лихорадочно думал.
— Знаешь, а я первый раз оказался… в неволе!— вдруг вспомнил полковник.— Хотя, нет, было, только не у своих… А тебе приходилось сидеть за решеткой?
— Мне?.. Нет, никогда. Разве что, когда наказывал отец…
— А я раз попал, но всего на час, так что и не почувствовал ничего. У меня кончились патроны. Тогда я сдался самосовцам, а они обрадовались, что схватили русского инструктора, повели в свой лагерь.
— Кому ты сдался?— словно проснувшись, переспросил Джейсон.
— Самосовским головорезам. Это было в Никарагуа… Вели двое, один сзади, другой — спереди. А у меня спецобувь была. В подошвах и каблуках только минивертолета не хватало. Я вынул нож и обоих приткнул. Сейчас бы такие башмаки!
— Ты был в Никарагуа?— Да пришлось…
— Ты наемник?
— Ну, тогда, можно сказать, был наемник.
— Слушай, а я тоже был в Никарагуа,— бесцветно вымолвил пехотинец.— Сразу после школы, еще лейтенантом. И вылавливал сандинистских головорезов. Проводили спецоперации в джунглях.
— Видишь, там не встретились, а здесь… И оба — в винном погребе. Самое обидное, что бочка пустая!
— Это я виноват. Тебя расстреляют из-за меня.
— Да ладно тебе!.. Главное, из погреба выйти, а дальше, может, выкручусь. Они же не знают, кто я.
— А кто ты? Мы с тобой столько времени вместе, а я до сих пор так и не знаю, кто ты на самом деле.
Арчеладзе усмехнулся, стиснул зубы, сжал губы, но не смог удержать смеха. И захохотал во весь голос, медленно оседая на пол. Катился в одну сторону, в другую, заходился в смехе, как ребенок в плаче. Джейсон прыгал около него и спрашивал, словно попугай.
— Эд! Что ты, Эд! У тебя истерика? Эд! Прекрати, Эд!
Он с трудом унял приступ веселья и еще некоторое время устало всхлипывал коротким хохотком. Болели скулы и живот в районе солнечного сплетения.
— Нет, парень, это не истерика… Я увидел ситуацию… Наше положение… Сразу в голову не пришло! Это же смешно!
— Не вижу ничего смешного!
— А ты представь себе: два матерых волка попадают в руки какого-то корчмаря-урода! Подполковник морской пехоты США, элитный офицер, профессионал, и полковник… нет, даже генерал, КГБ — и какой-то коротконогий серб, таскающий вино в кувшинах!
— Кто генерал КГБ?
— Я генерал КГБ! Правда, я не принял звания, но его присвоили.
— Ты не похож на генерала КГБ!— вдруг заспорил Джейсон.— Они совершенно не такие! Они… не должны пить вино, петь песни! Они…
— А ты их видел? Живых? Не в кино?
— Нет, не видел… Но…
— У вас отличная пропаганда, парень,— похвалил Арчеладзе.— Лучше, чем коммунистическая. Ладно, супермен, живи иллюзиями. Так легче…
— Ты не похож на генерала КГБ. Скорее, похож на генерала Хардмана.
— Вот пристал со своим Хардманом! Твой начальник? Хардман?
— Нет, был моим командиром,— с уважением вспомнил Джейсон.— А теперь… не командир у меня — иезуит. И фамилия скользкая, призрачная,— то ли Барлетт, то ли Бейлесс. В секретных службах они все такие, как рыбы. И глаза рыбьи, и мозги… Это он меня отправил на реабилитацию.
— А ты сейчас подчиняешься секретной службе?
— Переподчинили батальон… Так хочется пить!
— И меня… переподчинили,— вдруг признался Арчеладзе.— Вернее сам ушел под зависимость. Но теперь!..
— Ты же сказал — вольный казак?
— Да, вольный! Мы оба сейчас — вольные казаки. Только где наши сотни? Почему не ищут командиров?
Арчеладзе задержал взгляд на окошке под потолком — стекло!
Только дотянуться и разбить!.. В три скачка он достиг стены, попробовал вышибить глазок связанными руками — не так-то просто: отекшие от веревок руки не сжимались в крепкие кулаки и удар получался вялый, мягкий, как ладонью по заднице. Тогда он приблизился вплотную, и стекло оказалось как раз на уровне лба. Осколки посыпались на пол, а один заскочил под тельняшку. По переносице к щекам потекла теплая струйка крови…
— Подставляй руки!— приказал он, поднимая стреловидный обломок.— Сейчас ты получишь наконец настоящую свободу! Которая называется воля!
Капроновая, туго скрученная бечева распадалась под нажимом стекла с жирным треском, напряженные нити лопались сами, едва острие касалось волокон. Через двадцать секунд Джейсон разглядывал свои посиневшие ладони — будто, утратив их, неожиданно и случайно обнаружил вновь.
— Режь мне!— поторопил Арчеладзе. Веревки на ногах они резали самостоятельно, каждый себе: онемевшие руки не слушались, чтобы распутывать тугие, на совесть затянутые узлы.
И, не дорезав, внезапно оба замерли. Явственно послышался тихий характерный скрежет ключа в замке.

17
Старый Варга по-прежнему строго исполнял волю Стратига, и вся его реальная помощь заключалась в единственном «преступлении» — Буквице, принесенной в каморку в первый день пребывания Мамонта в копях.

Или делал вид, что исполняет, ибо он не мог не замечать, что в колонном зале с сильно просевшей кровлей прибавляются все новые и новые столбы-подпорки. Впрочем, толку от них было немного: глыбу потолка в миллионы тонн весом удержать и закрепить могло только чудо. И вряд ли бы здесь, в святая святых, помог обережный круг Валькирии. Едва ли Варга не слышал и не догадывался, что всякий раз после захода солнца, когда в Хранилище запылает факел-ночник, в каморку Мамонта пробирается юный Варга. И возвращается к себе под утро с видом бывалого соледобытчика и блуждающей счастливой улыбкой.
И все равно время бежало неотвратимо, а толща Знаний в сотах Зала Жизни, казалось, становилась лишь мощнее и неподъемней, как опускающаяся кровля.
Однако Счастливый Безумец сидел над Книгами и толкованиями к ним, стараясь успеть до срока, пока не накопится в дубовых бревнах крепи энергия разрушения и не разразится сокрушающий, подобный близкой перестрелке, треск. Как всякий увлеченный кладоискатель, он быстро ориентировался в пространстве и лишь ускорял темп поиска, но однажды, оторвавшись от Весты, он вскочил на ноги и ударился головой о кровлю.
Это было уже реальным предупреждением, что сроку осталось считанные часы! Однако он, Безумный, не внял знаку, а поспешил в Зал Жизни, чтобы взять еще одну, самую главную, как узнал из предыдущих, Книгу — Книгу Камы. Казалось, еще не поздно, и можно успеть добыть еще соли — нет!— добыть Нектара! Пусть, стоя на коленях, не разгибая спины или вовсе на четвереньках, как в тесном забое.
Однако когда он вернулся и открыл дверь колонного зала — увидел заслонившую вход крепчайшую глыбу. Между полом и кровлей оставалась лишь узкая щель, куда не так-то просто было даже вползти из-за растертой, раздавленной древесины крепи.
Он понял, что слишком долго шел к Книге Камы, а потом искал ее, летая по сотам стеллажей, словно пчела по цветам. Теперь он стоял перед дверью, обняв двухметровый свиток, как столб, пока в приемной часы не пробили заход солнца. Пришедшая немедленно слепая Дара погасила электрический свет, установила факел в Зале Весты и явилась, чтобы отправить из колонного зала Счастливого Безумца. С той поры, когда он трусливо бежал из ее влажно-темной шелковистой комнаты, они больше не разговаривали, молча исполняя свои уроки. На сей раз Мамонт не мог сдвинуться с места, чувствуя, как кровля, пожирая остатки пространства, пожирает и все его надежды.
— Ступай к себе,— не выдержала Дара.— Завтра взойдет солнце.
— Взойдет,— зачарованно проговорил он.— Но вышел мой срок. А я не успел даже открыть Книгу Камы.
— Это тебе не нужно,— не без злорадства проговорила слепая.— Потому и не открылась тебе Книга Любви.
— Прости меня,— сказал он и побрел назад, в Зал Жизни. Там он вложил свиток в свою ячейку и, ощущая горечь вместо ожидаемой сладости, отправился в свое жилище. И только здесь, сосредоточившись, он постарался сосчитать время своего срока — получалось то всего четыре месяца, то целый год! Однако Веста, этот Столп Знаний, как стояла непознанной и призывно сверкающей, подобно всякой непокоренной вершине,— так и осталась стоять.
Дара-кормилица принесла ему пищу, но Самый Несчастный Безумец даже не притронулся. И чудилось ему, что добытая в пещерах соль и неимоверно напряженный труд не возблагодарились сладостью Нектара, а напротив, все поверглось в Великий Хаос, и теперь, чтобы снова стать человеком, требуется потрясение, сравнимое разве что с увеличением земного тяготения — как во Время Ара. И все потому, что не успел прочитать и строчки из Книги Камы, куда ручейками и потоками сбегали все ссылки из многих других Книг, как реки сбегают в море.
Мамонт долго сидел в полном одиночестве, поджидая своего спасителя — юного Варгу, однако и тот почему-то не являлся. Минул час, второй, третий, и тогда Счастливый Безумец сам отправился в каморку будущего избранника Девы.
Однако уже с порога заметил, что тот сам нуждается в утешении. Варга бродил из угла в угол, путаясь в полах длинной одежины, и видом своим напоминал покойника в саване. Бессмысленный взгляд юного мудреца скользил по стенам и уносился в пространство, более высокое, чем своды кельи.
— Что с тобой?— спросил Мамонт, заступая ему путь.
Варга долго глядел на него, не узнавая, наконец медленно очнулся, пришел в себя, будто вынырнул из Великого Хаоса.
— Завтра на восходе солнца сюда явится Дева,— трагично вымолвил он.— Уже в пути, идет по пещерам, слышу ее шаги…
— Отчего же ты печален? Так долго ждал этой минуты… Иди же навстречу! Смелее! Решительнее! Всем женщинам это нравится.
Он отрицательно помотал опущенной головой.
— Она явится завтра… А сегодня пришел Авега с реки Ганг. И принес соль… Авеги всегда приносят вести о гоях и изгоях. Он сказал — юная Валькирия сделала выбор… Сделала выбор! Перед тем, как отправиться в дорогу!.. Она вручила своего сокола… некоему изгою. Совершенно слепому, темному изгою!
Мамонту хотелось утешить юношу — в душе встрепенулась отеческая любовь и присущая ей строгость.
— И это для тебя трагедия? Опомнись, Варга! Ты прекрасно знаешь, что подобный выбор мало значит, покуда Деве двенадцать лет. Пройдут годы, прежде чем она позволит избраннику расчесать свои волосы. За это время он может встретить другую девушку. Я знаю этому пример!..
— Нет, Мамонт,— тихо запротестовал несчастный мудрец.— Я все о ней знаю. И об этом изгое — знаю… Он никогда не вернет ей медальон и будет ждать хоть вечность… Остается единственный выход! И нет другого пути!
— Что это за путь?
— Турнир! Он вырастет и станет мужчиной. В тот миг, когда он занесет свою руку с золотым гребнем над волосами Валькирии, я вправе объявить ему бой. И он, если истинный мужчина, обязан будет вернуть гребень Деве и выйти на поединок. Если я… убью его, значит, Дева его не любила и потому не удержала обережного круга. Значит, она ошиблась в выборе!.. И тогда, своей рукой, она снимет сокола с шеи поверженного и возложит его на мою грудь.

Читать онлайн книгу Земля сияющей власти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Назад к карточке книги

– Знаю об этом…

– Ну вот! Если знаешь, то зачем же тебе уходить? Я помогу! Ты же вселил в меня надежду! И я отплачу тем же! Идем в твою каморку. Ложись спать, а я стану толковать тебе Книгу Явь. И ты успеешь!

– Кровля опустилась уже слишком низко…

– Ничего! Я завтра принесу бревна и поставлю дополнительные подпорки. Кто их станет считать?

Варга буквально потащил Мамонта к его каморке, и сопротивляться его юношескому безоглядному натиску было по крайней мере глупо. Мамонт растянулся на волчьих шкурах, а влюбленный Варга, почувствовав, наконец, свою силу и власть над избранным Валькирией, уподобляясь учителю своему, стал ходить подле и вещать, в полном смысле слова.

Счастливый Безумец находился в полусне, но смысл Книги Явь, словно свежий ветер, обласкивал сознание и врастал в него колкими кристаллами соли.

Отлучение спутницы Рады вдвое увеличило притяжение Земли, и все, что жило, летало, передвигалось по ней, не выдержало собственного веса. Так в одночасье погибли твари, называемые нынче динозаврами, о чем в Книге Кара сказано весьма определенно. В ней перечислены все земноводные сущности, не пережившие катастрофы – Времени Ара, а также названы сущности, которые обрели не только твердый мозг, Сознание, Память и Разум, но и теплую кровь, согретую Правым, ибо таковой в состоянии Великого Хаоса не существовало.

В Книге Явь говорится: «И поделился пчелиный рой на два роя Человеческих. Прежде обитавшие на Суше Пчелы, обратившись в Человека Разумного, так на Суше и остались, ибо осознали себя в единый миг. Иные же, во времена Великого Хаоса взлелеянные Океаном, спасаясь от земного притяжения и боли, уходили под воду, и посему мозг их остался желеобразным. С той поры человечество поделилось на две половины. И другая половина – Человек Земноводный – оказалась большей по числу, но меньшей по Разуму…»

О разделении человечества на Земных и Земноводных есть свидетельство в Книге Рой. Но более полная истина сокрыта в другой книге – Книге Будущности: «Земные люди жизни радуются и ей гимны воспевают, Земноводные же всегда ищут спасения, а спасшись, воспевают свой жидкий разум и воздают хвалу собственной ложной мудрости…»

16

В корчме, стоящей у въезда в селение, оказалось всего два хорошо выпивших серба и много вина, которое наливали прямо из бочки стеклянной трубкой. Хуже было с пищей: хозяин предложил маринованные томаты и хлеб. Он косился своими черными огромными глазами на грязных поздних гостей в военной форме, принадлежность которой определить было трудно. Разговаривал с ним Арчеладзе – американец молчал, и потому корчмарь сначала принял обоих за гуляющих русских казаков.

После первых стаканов вина, выпитых за встречу, у полковника пробудился волчий аппетит. Он захотел нормальной мужской пищи – кусок хорошего жареного мяса с луком и специями. К тому же вино было редкого, «солнечного» вкуса, из черного винограда, которое умели по-настоящему делать лишь на Кавказе и в Молдавии.

– Сейчас уговорю, – пообещал Арчеладзе и пошел к хозяину, сидящему так, что из-за стойки виднелась одна голова; вероятно, в детстве его уронили, и при хорошо развитой верхней части тела у корчмаря были коротенькие, кривые ножки. – Слушай, брат, – доверительно начал полковник, перегнувшись к нему за стойку. – У нас с приятелем сегодня был тяжелый день, но окончился благополучно. И мы хотели устроить маленький праздник. Не плохо бы поставить на стол кусок мяса, овощей. Поищи, может, найдешь?

Он отлично понимал по-русски – по глазам было видно, однако замотал головой, дескать, не понимаю.

– Мы – казаки, брат, добровольцы, – пустился в фантазии Арчеладзе. – Дрались за Сербию против усташей и мусульман. Но завтра нам уезжать на родину. Вернее, товарищ мой уезжает, а я еще остаюсь. Помоги отметить это дело.

– Почему вас было так мало? – У хозяина прорезался талант к русскому языку и недовольство в голосе. – Вы обещали привести сюда казачьи сотни и полки… Так где же они, казак?

– Прости, брат, так уж вышло, – повинился он. – В России тоже не сладко. Кто поехал, тот и поехал. Но мы дрались честно.

Корчмарь соскочил со своего стула, однако и на ногах ничуть не возвысился над прилавком, с минуту сопел, пересиливая недовольство, затем сказал в сторону:

– Добро… Иди за стол, я сам все принесу, через четверть часа… А деньги у тебя какие?

У Арчеладзе вообще в карманах не оказалось денег, однако пехотинец сказал по дороге к корчме, что у него есть доллары. Их и предложил полковник. Хозяин опять засопел, постучал ножками по полу и наконец согласился взять.

Через четверть часа он явился к столу с огромным деревянным подносом, снаряженным в точности по заказу и обильно. Мясо еще скворчало в глубокой сковороде, издавая пряный запах, килограммовые кисти сияющего винограда свешивались, как на полотнах художников эпохи Возрождения.

– Когда не было экономической блокады, я мог накрывать столы и побогаче, – похвастался корчмарь. – Но пришли американцы и перекрыли все дороги и реки. Из Болгарии теперь ничего не поступает, а я все время там брал свинину, овощи и фрукты.

– Да, брат, с этими янки мы еще пожуем сухого хлебушка, – весело сказал Арчеладзе. – Ничего, будет и на нашей улице праздник!

Подполковнику было приказано не открывать рта, и он послушно помалкивал.

– Братишка! – Арчеладзе поймал уходящего корчмаря. – У тебя найдется место, где прикорнуть до утра? Куда мы пойдем на ночь глядя?

– Найдется, – засопел тот и засеменил к стойке.

Пьяные посетители в дальнем углу корчмы пили вино из кружек и тупо таращились в их сторону, однако Арчеладзе решил не обращать внимания на эти косые взгляды – не очень-то тут привечали русских братьев…

Жалко было, не поговорить всласть за хорошим столом и вином. Приходилось шептаться по-английски, делая вид, что заняты пищей. Сейчас ни о чем не хотелось думать, тем более о своей судьбе. Хотелось не вспоминать прошлое, не будоражить сознание будущим, а просто пожить несколько часов настоящим, что удавалось так редко и мало. И чтобы не думать, следовало говорить и слушать между стаканами вина, однако сербы в своем углу все больше и больше проявляли к ним интерес. А один, с нагло выпученными глазами, подошел и сел за соседний столик, в надежде, что его пригласят, и, не дождавшись, пристукнул кружкой.

– Эй, вы русские? – задиристо спросил он, откидывая назад длинные потные волосы. – Если русские, отвечайте мне, почему вы предали своих братьев-славян? Почему Россия не пришла на помощь к своим единоверцам? Почему позволила хозяйничать на нашей земле проклятым американцам?

Его надо было сразу же поставить на место, чтобы избежать скандала. Второй уже нацеливался прийти на помощь своему товарищу.

Арчеладзе резко развернулся к нему, поставил кулаки перед собой.

– Я не отвечаю за чужое предательство! Режим в России предал не только сербов, но и свой собственный народ! Видишь, я здесь! И до сих пор воюю за свободу, за вашу свободу! Могу ответить только за себя!

– Ты пьешь вино, а не воюешь!

– Ты тоже пьешь вино и не воюешь! – отпарировал полковник.

– Я пью с горя!

– А я с чего? С радости, что ли?!

Серб ушел, не сказав больше ни слова, вероятно, почувствовал, что выместить здесь свое неудовольствие не удастся.

– Чего он хотел? – спросил пехотинец. – Почему злой?

– У него есть основания, – хотел отвязаться от темы Арчеладзе. – Давай выпьем. Тебя хоть как зовут?

– Джейсон, – представился тот. – Джейсон Дениз.

– Погоди, так что же в тебе от русского осталось? И зовут как… У нас так обычно породистых собак называют.

– Знаю… Ты не назвал свое имя?

– Эдуард Никанорович, – сказал Арчеладзе и вдруг запнулся, чуть не назвав свою фамилию.

Получалось, что от русского и у самого-то – одно отчество…

А пехотинец уловил этот нюанс и мгновенно отреагировал.

– Ты тоже носишь имя не славянское. Эд!

– Не Эд, а Эдуард Никанорович! – надавил полковник, забываясь. – А имя – веяние моды.

– Тогда назови фамилию, – потребовал уже опьяневший американец.

Можно было представиться Ивановым, Петровым, но сейчас он как бы отключился от прошлого и погасил в сознании извечную оперативную бдительность и изворотливость. И все-таки ушел от прямого ответа.

– Да, во мне намешано много кровей, – проговорил он, глядя в стакан с красным вином. – Дед – русский, бабка – украинка, а другая бабка со стороны матери – мордовка. А фамилия… фамилия кавказская. Но я – русский, потому что никем иным не хочу и не могу быть. Иногда жалею, не осталось кавказского темперамента. Иначе бы я эту суку – зарезал…

– Кого? – Джейсон отшелушивал грязь с лица и осторожно касался подсохшей раны на голове.

– Это я так, шутка! Нет, все в порядке, Джейсон. Я вижу, ты тоже русский. Иначе бы не пил со мной. И Христа бы не искал в горах. Его сейчас только русские и ищут. И всегда ходили искали…

– Ты тоже ищешь Христа? – обрадовался пехотинец. – Это правда?

– Как тебе сказать… – Он выждал паузу, когда корчмарь заменит на столе кувшин, поставив полный вина. – Пожалуй, нет. Впрочем, не знаю. Мне кажется, я ищу противника. Я объявил войну, понимаешь, личную войну.

– Кому ты объявил войну? – недоуменно засмеялся Джейсон. – Ты же не государство, чтобы объявлять войны!

– Я вольный казак! И имею право! Я один как государство!

– Да, да! Теперь я понимаю!

– Что ты понимаешь?

– Что такое – воля! Это когда ты можешь сам объявить войну!

– Ну, примерно так.

– Значит, ты поставил себя вне закона! Ты нарушил закон! И поставил против себя всех.

– Почему – всех?

– По международным законам ты – террорист!

– Да мне наплевать на эти международные законы, понимаешь? Есть же неписаные законы! Закон чести, например! Или совести! И вот по этим законам я объявил войну! Потому что мое государство не желает бороться со злом и предает интересы братьев! Допустим, Боснийской Сербии.

– Так ты объявил войну Америке?

– Почему Америке? Мой противник – везде! Всюду пустил свои корни. И в твоей Америке тоже. Иначе бы за каким чертом твой батальон пригнали сюда, на Балканы?

– Не понимаю, кто твой противник?

– Международная организация, которая и пишет международные законы.

– Я ничего не слышал об этой организации, – признался Джейсон. – Какие цели она преследует?

– А как всегда – мировое господство!

– Ты подразумеваешь «новый мировой порядок»? Мне казалось, в этом нет ничего отрицательного. На смену противостоянию должна прийти новая форма…

– Да почему же опять новая? – разозлился Арчеладзе, чувствуя, что «солнечное» вино вызывает не веселость, а обратную реакцию. – Хватит переустраивать мир! И переделивать! Давайте поживем старым порядком. Ведь и не жили в двадцатом веке! Одни перестройки, толпы обиженных, угнетенных, тысячи партий! Может, хватит? Нас же все время стравливают, как собак, как бойцовых петухов. Из нас перья летят, а они тем временем создают международные институты власти и с их помощью бросаются нас усмирять. Одной рукой раздразнивают, другой – растаскивают.

– Ты говоришь сейчас, как генерал Хардман, – воспользовавшись тем, что собеседник пьет вино, вставил американец. – Он тоже много сомневается…

– Я говорю, как я говорю! – Арчеладзе вытер усы. – Что ты все время сравниваешь? Вообще вы в своей Америке стали полными инфантилами. Верите всему, что вам говорят. Вас стало очень легко обмануть. Посади какого-нибудь популярного певца перед камерой – назавтра вся Америка поверит в чушь, которую он нес. Вы, кажется, совсем потеряли голову от комфортной жизни.

Джейсон неожиданно захлопал и закричал на всю корчму:

– Вот! Вот! Слышу слова Хардмана! Он еще не любит негров, французов и евреев. Ты любишь негров, французов и евреев?

– Слушай, заткни рот, – спохватился полковник. – Нас слышат! Ну ты точно русский: выпил и начал орать.

– Нет, ответь, – зашептал, озираясь, пехотинец. – Любишь или нет?

– Я люблю только женщин! – отрезал он. – Но, к сожалению, все они – суки… И везде. В прошлом, настоящем и будущем. И вообще, положить на эту политику, надоело. Давай споем? Когда тяжело на душе, лучше петь.

– А какую песню? Я не знаю…

– Казачью. Мы же – казаки… Подпевай. «Как на буйный Терек, на высокий берег, выгнали казаки сорок тысяч лошадей! И покрылся берег, и покрылся берег сотнями порубленных, пострелянных людей…»

И все-таки вино было какое-то подозрительное: почему-то начинали неметь мышцы ног и спины, непривычно сильно заплетался язык. Однако Арчеладзе пел, отгоняя тоску, ибо она, усиленная коварством вина, подкатилась и теперь держала за горло…

Очнувшись, он не сразу понял, где находится, вытренированное годами качество – мгновенно после сна возвращаться в реальность, – не срабатывало. Сначала ему показалось, что лежит в подвале сгоревшего коттеджа на обсерватории. Но вдруг рассмотрел перед собой огромную винную бочку под низким потолком, бетонные стены и пол под собой, чисто выметенный и холодный. Лишь после этого обнаружил, что крепко связан капроновой бечевой по рукам и ногам.

За спиной, скрючившись, лежал морской пехотинец, тоже спутанный, причем руками назад.

Свет попадал в узкое окошко под самым потолком, на улице было солнечно…

Он не помнил, ни как вязали их, ни как заталкивали в этот погреб. Сознание отметило последнее чувство – сжимающую горло тоску, далее – ничего.

В вино что-то подмешали, иначе подобного никогда бы не случилось.

Арчеладзе растолкал Джейсона, помог ему сесть. Тот покрутил головой, оценивая обстановку, и довольно ловко вскочил на ноги, попрыгал.

– Я хочу в туалет!

– Хотеть не вредно, – бросил полковник, но по-английски это не звучало, и сокамерник ничего не понял.

– Хочу в туалет! – куражливо повторил он. – Кто меня связал?

– Только не я! – заверил Арчеладзе с долей злорадства.

– Я не могу помочиться! Не могу расстегнуть брюки!

– Ваши проблемы, как говорят в Америке!

Джейсон попрыгал еще, потанцевал, попросил сквозь стиснутые зубы, едва выдерживая:

– Послушай… Эд. Не мог бы ты… расстегнуть мне брюки? У тебя руки впереди. Я сам не могу…

– Что ты заладил – не могу, не могу! – огрызнулся полковник. – Нас бросили в какой-то погреб!.. Связали!.. Надо думать, как отсюда уйти!

– Я не могу думать, пока не помочусь, – упрямо заявил сокамерник. – Прошу тебя, Эд… Эдуард Никанорович…

– Ага, помнишь! – по-русски сказал Арчеладзе. – Ну, прыгай сюда, так и быть, расстегну.

Справив нужду, Джейсон облегченно вздохнул и прислонился к стене.

– А ты что? Не хочешь?

– Я научился перерабатывать все без остатка, – пробурчал полковник. – Даже стронций.

– Очень хочется пить, – пожаловался пехотинец. – Во рту пересохло.

– Ну вот, то пить, то… Как малые дети! Вон целая бочка с вином, пей!

– Вино оказалось некачественным. Я еще за столом почувствовал тошноту, меня чуть не вырвало.

– Да тебя что-то часто рвет! Подрался – вырвало, выпил – тоже… Ладно, ты не помнишь, как нас вязали?

– Ничего не помню, – подумав, признался Джейсон. – Кто нас захватил? Сербы?

– Должно быть, сербы…

– Ты говорил, они любят русских!

– Конечно, любят!.. А мы сидели и говорили по-английски. Тем более на тебе американская форма.

Арчеладзе подскакал к двери, потянул ручку – заперто. Сломать без инструментов невозможно. Вокруг бетон, оконце узкое…

– Как ты считаешь, нас захватили как военнопленных? Или это террористы?

– А какая разница? Вляпались в такое дерьмо!..

– Если как военнопленных, то мы имеем соответствующие права, по международному соглашению. Есть специальная Конвенция…

– Какая Конвенция, подполковник? – зло усмехнулся Арчеладзе. – Ищи теперь свои права!

– Я принадлежу к «голубым каскам» миротворческих сил. Они должны понимать, что за захват офицера войск ООН последуют санкции!

– А кто знает, что ты здесь, в винном погребе? Кто видел, как ты заходил в корчму?

– Меня станут искать! Америка не оставляет своих граждан!

– Ишь ты, сразу вспомнил, что американец, – по-русски сказал Арчеладзе. – Ну, жди, может, твоя страна пригонит сюда авианосец.

– О чем ты говоришь? – прислушался Джейсон.

– Говорю, что мне повезло. Сербы-то установят, что я русский, а вот с тобой будут проблемы.

– Ты так считаешь?

– Сербы в Боснии ненавидят янки. Вы пришли сюда, чтобы захватить Землю Сияющей Власти. Они за эту землю бьются всю свою историю.

Джейсон сел спиной к бочке на деревянный постамент.

– Что могут со мной сделать?

– Трудно сказать… Все, что угодно. Даже расстрелять и зарыть где-нибудь. Смотря кому в руки попали… Или наденут тебе обруч на голову, намажут мазью и через несколько часов обрастешь рыжей шерстью. Вернут, так сказать, в естественное состояние.

– Это, надеюсь, шутка? Эд, я спрашиваю серьезно!

– Серьезно и отвечаю!

– Что значит, обрастешь шерстью?

– Обрастешь и все, как горилла.

Джейсон так и не разобрался, юмор это или нет, помолчал пару минут. Тем временем Арчеладзе прыгал по погребу, тщательно осматривая пол – чтобы разрезать веревки, сгодился бы крошечный осколок бутылки, консервная банка, даже чешуйка ржавчины. Однако хозяин держал помещение в идеальной чистоте.

Под краном бочки стоял белый эмалированный тазик, чтобы не проливать на пол и капли вина…

Полковник нагнулся и поднял таз, осмотрел, примерился ударить его о стену, чтобы отскочил осколок эмали – края должны быть как бритва.

– Я же не хотел ехать! – в отчаянии, сквозь зубы вымолвил Джейсон. – Второй раз меня затащили сюда, в Боснию. И переподчинили батальон! Я же чувствовал!.. Эд, я чувствовал, плохо кончится. С самого начала была такая спешка, путаница!.. Я спокойно отдыхал в Президио, у родителей, у меня был законный отпуск…

– Где-где ты отдыхал? – Арчеладзе опустил уже занесенный над стеной тазик.

– В Президио.

– Какое знакомое название! Где это?

– Недалеко от Сан-Франциско, по сути, пригород. Там раньше была военная база, теперь ничего нет.

– А почему ты там очутился?

– Приехал в отпуск, к родителям. – Джейсон заметно начинал тосковать. – Они переехали туда три года назад. Там стоит дом… Его построил мой прадед, русский офицер, когда эмигрировал в Америку.

– Любопытное совпадение! О Президио я уже наслышан… Там у вас не военная база, а какой-то вертеп, где собираются духи мертвых.

– Я не знаю этого. Мне там понравилось.

– Еще бы! Все вы оттуда вылетели, духи, – по-русски пробубнил полковник и вновь примерился ударить таз о стену, однако пехотинец насторожился.

– Кто-то идет! Стук за дверью!

Арчеладзе замер. Через секунду в скважине провернулся ключ и дверь распахнулась сразу настежь.

В проеме стоял корчмарь, одетый в расстегнутый овчинный кожух, из-под которого торчал ствол «Калашникова». Стоял и вглядывался в полумрак погреба, и, когда присмотрелся, вошел внутрь, по-хозяйски прошагал к бочке, к Джейсону, уставился на него исподлобья и сказал, не оборачиваясь к Арчеладзе:

– Переведи ему: мы узнали его. Он – Джейсон Дениз, командир экспедиционного батальона ВМС США. Это он охранял зону, где расположена гора Сатва. И это он не допускал сербов, когда они приходили молиться к святому месту. Скажи, он нам нужен, поэтому сегодня вечером его переправят в горы, в надежное место.

Арчеладзе перевел, на что пехотинец вскочил и неожиданно стал ругаться и грозить, что миссия ООН обязательно применит санкции или даже меры военного характера. Корчмарь не требовал перевода, и полковник стоял молча. Выслушав возмущенную речь американца, хозяин погреба выхватил из-под полы автомат, упер его в грудь.

– Скажи ему: мне не хочется пачкать свой погреб его поганой кровью. Но я все равно потом прострелю ему голову!

– Потом он тебя убьет, – перевел коротко Арчеладзе, просчитывая взглядом расстояние до серба – можно ли отсюда, без прыжка, рубануть кромкой таза ему по шее… А он почувствовал это, резко повернул автомат в сторону полковника.

– Зачем ты взял таз?

– Хотел налить вина, – тут же вывернулся он. – Очень хочется пить.

Корчмарь выхватил у него посудину, взял под мышку.

– Ты вчера выпил свое. Через три часа придет машина и поедешь в лес. Там и выпьешь последнюю чашу. Только не вина.

– Не круто ли берешь, брат? Может, поговорим, объяснимся.

– С такими ублюдками говорить не буду!

– Слушай ты, урод! – мгновенно взъярился Арчеладзе. – Ты считаешь меня предателем? А ты знаешь, как мы встретились с этим американцем?! И почему?!

– Не хочу знать, – брезгливо бросил он и покосолапил к двери.

Полковник сделал два скачка следом и не удержал равновесия, завалился на бок, чуть не ударившись головой о стену. Корчмарь захлопнул дверь и повернул ключ.

– Эй, ты! – заорал Арчеладзе. – Позови старшего! Слышишь?! Или сам отправь человека на обсерваторию! Скажи, что поймал Грифа! Понял?..

За дверью была уже полная тишина. Стоило единственный раз, отказавшись от прошлого и будущего, несколько часов пожить настоящим, как и должны бы жить нормальные люди, так тут же небо над головой сократилось до размеров овчинки.

– Что он сказал тебе, Эд? – Джейсон тряс его за колено. – Что он хочет?

Арчеладзе медленно и неуклюже встал, припрыгал к бочке и повернул медный кран. Вытекла тоненькая, черная струйка, потом еще капнуло несколько раз, после чего из бочки дохнул скопившийся газ – разнеслась вонь прокисшего вина.

– Шабаш, – заключил полковник.

– Что он тебе говорил? – все приставал пехотинец.

– Что?.. А через три часа расстреляют в лесу.

– Тебя расстреляют?.. Но они же любят русских!

– Русских-то они любят, – не сразу проговорил Арчеладзе. – Но ненавидят предателей… Эх, весело веселье, тяжело похмелье! А здорово мы вчера погуляли?

– За что тебе грозит расстрел?

– А ни за что. У нас так бывает часто. Мы больше своих лупим, не разобравшись, чем врагов. Ну, хочешь быть теперь русским?

Джейсон замолчал и сел рядом. Глаза его бесцельно бегали по стенам – о чем-то лихорадочно думал.

– Знаешь, а я первый раз оказался… в неволе! – вдруг вспомнил полковник. – Хотя нет, было, только не у своих… А тебе приходилось сидеть за решеткой?

– Мне?.. Нет, никогда. Разве что когда наказывал отец…

– А я раз попал, но всего на час, так что и не почувствовал ничего. У меня кончились патроны. Тогда я сдался сомосовцам, а они обрадовались, что схватили русского инструктора, повели в свой лагерь.

– Кому ты сдался? – словно проснувшись, переспросил Джейсон.

– Сомосовским головорезам. Это было в Никарагуа… Вели двое, один сзади, другой – спереди. А у меня спецобувь была. В подошвах и каблуках только мини-вертолета не хватало. Я вынул нож и обоих приткнул. Сейчас бы такие башмаки!

– Ты был в Никарагуа?

– Да пришлось…

– Ты наемник?

– Ну, тогда, можно сказать, был наемник.

– Слушай, а я тоже был в Никарагуа, – бесцветно вымолвил пехотинец. – Сразу после школы, еще лейтенантом. И вылавливал сандинистских головорезов. Проводили спецоперации в джунглях.

– Видишь, там не встретились, а здесь… И оба – в винном погребе. Самое обидное, что бочка пустая!

– Это я виноват. Тебя расстреляют из-за меня.

– Да ладно тебе!.. Главное, из погреба выйти, а дальше, может, выкручусь. Они же не знают, кто я.

– А кто ты? Мы с тобой столько времени вместе, а я до сих пор так и не знаю, кто ты на самом деле.

Арчеладзе усмехнулся, стиснул зубы, сжал губы, но не смог удержать смеха. И захохотал во весь голос, медленно оседая на пол. Катился в одну сторону, в другую, заходился в смехе, как ребенок в плаче. Джейсон прыгал около него и спрашивал, словно попугай:

– Эд! Что ты, Эд! У тебя истерика? Эд! Прекрати, Эд!

Он с трудом унял приступ веселья и еще некоторое время устало всхлипывал коротким хохотком. Болели скулы и живот в районе солнечного сплетения.

– Нет, парень, это не истерика… Я увидел ситуацию… Наше положение… Сразу в голову не пришло! Это же смешно!

– Не вижу ничего смешного!

– А ты представь себе: два матерых волка попадают в руки какого-то корчмаря-урода! Подполковник морской пехоты США, элитный офицер, профессионал, и полковник… нет, даже генерал КГБ – и какой-то коротконогий серб, таскающий вино в кувшинах!

– Кто генерал КГБ?

– Я генерал КГБ! Правда, я не принял звания, но его присвоили.

– Ты не похож на генерала КГБ! – вдруг заспорил Джейсон. – Они совершенно не такие! Они… не должны пить вино, петь песни! Они…

– А ты их видел? Живых? Не в кино?

– Нет, не видел… Но…

– У вас отличная пропаганда, парень, – похвалил Арчеладзе. – Лучше, чем коммунистическая. Ладно, супермен, живи иллюзиями. Так легче…

– Ты не похож на генерала КГБ. Скорее похож на генерала Хардмана.

– Вот пристал со своим Хардманом! Твой начальник? Хардман?

– Нет, был моим командиром, – с уважением вспомнил Джейсон. – А теперь… не командир у меня – иезуит. И фамилия скользкая, призрачная, – то ли Барлетт, то ли Бейлесс. В секретных службах они все такие, как рыбы. И глаза рыбьи, и мозги… Это он меня отправил на реабилитацию.

– А ты сейчас подчиняешься секретной службе?

– Переподчинили батальон… Так хочется пить!

– И меня… переподчинили, – вдруг признался Арчеладзе. – Вернее, сам ушел под зависимость. Но теперь!..

– Ты же сказал – вольный казак?

– Да, вольный! Мы оба сейчас – вольные казаки. Только где наши сотни? Почему не ищут командиров?

Арчеладзе задержал взгляд на окошке под потолком – стекло!

Только дотянуться и разбить!.. В три скачка он достиг стены, попробовал вышибить глазок связанными руками – не так-то просто: отекшие от веревок руки не сжимались в крепкие кулаки, и удар получался вялый, мягкий, как ладонью по заднице. Тогда он приблизился вплотную, и стекло оказалось как раз на уровне лба. Осколки посыпались на пол, а один заскочил под тельняшку. По переносице к щекам потекла теплая струйка крови…

– Подставляй руки! – приказал он, поднимая стреловидный обломок. – Сейчас ты получишь наконец настоящую свободу! Которая называется воля!

Капроновая, туго скрученная бечева распадалась под нажимом стекла с жирным треском, напряженные нити лопались сами, едва острие касалось волокон. Через двадцать секунд Джейсон разглядывал свои посиневшие ладони, будто, утратив их, неожиданно и случайно обнаружил вновь.

– Режь мне! – поторопил Арчеладзе. Веревки на ногах они резали самостоятельно, каждый себе: онемевшие руки не слушались, чтобы распутывать тугие, на совесть затянутые узлы.

И, не дорезав, внезапно оба замерли. Явственно послышался тихий характерный скрежет ключа в замке.

Назад к карточке книги «Земля сияющей власти»

Читать онлайн «Сокровища Валькирии (Книга 3)» автора Алексеев Сергей Трофимович — RuLit

Очнувшись, он не сразу понял, где находится, вытренированное годами качество — мгновенно после сна возвращаться в реальность,- не срабатывало. Сначала ему показалось, что лежит в подвале сгоревшего коттеджа на обсерватории. Но вдруг рассмотрел перед собой огромную винную бочку под низким потолком, бетонные стены и пол под собой, чисто выметенный и холодный. Лишь после этого обнаружил, что крепко связан капроновой бечевой по рукам и ногам. За спиной, скрючившись, лежал морской пехотинец, тоже спутанный, причем руками назад. Свет попадал в узкое окошко под самым потолком, на улице было солнечно… Он не помнил, ни как вязали их, ни как заталкивали в этот погреб. Сознание отметило последнее чувство — сжимающую горло тоску, далее — ничего. В вино что-то подмешали, иначе подобного никогда бы не случилось. Арчеладзе растолкал Джейсона, помог ему сесть. Тот покрутил головой, оценивая обстановку, и довольно ловко вскочил на ноги, попрыгал. — Я хочу в туалет! — Хотеть не вредно,- бросил полковник, но по-английски это не звучало № сокамерник ничего не понял. — Хочу в туалет!- куражливо повторил он.- Кто меня связал? — Только не я!- заверил Арчеладзе с долей злорадства. — Я не могу помочиться! Не могу расстегнуть брюки! — Ваши проблемы, как говорят в Америке! Джейсон попрыгал еще, потанцевал, попросил сквозь стиснутые зубы, едва выдерживая: — Послушай… Эд. Не мог бы ты… расстегнуть мне брюки? У тебя руки впереди. Я сам не могу… — Что ты заладил — не могу, не могу!- огрызнулся полковник.- Нас бросили в какой-то погреб!.. Связали!.. Надо думать, как отсюда уйти! — Я не могу думать, пока не помочусь,- упрямо заявил сокамерник.- Прошу тебя, Эд… Эдуард Никанорович… — Ага, помнишь!- по-русски сказал Арчеладзе.- Ну, прыгай сюда, так и быть, расстегну. Справив нужду, Джейсон облегченно вздохнул и прислонился к стене. — А ты что? Не хочешь? — Я научился перерабатывать все без остатка,- пробурчал полковник.- Даже стронций. — Очень хочется пить,- пожаловался пехотинец.- Во рту пересохло. — Ну вот, то пить, то… Как малые дети! Вон целая бочка с вином, пей! — Вино оказалось некачественным. Я еще за столом почувствовал тошноту, меня чуть не вырвало. — Да тебя что-то часто рвет! Подрался — вырвало, выпил — тоже… Ладно, ты не помнишь, как нас вязали? — Ничего не помню,- подумав, признался Джейсон.- Кто нас захватил? Сербы? — Должно быть, сербы… — Ты говорил, они любят русских! — Конечно любят!.. А мы сидели и говорили по-английски. Тем более, на тебе американская форма. Арчеладзе подскакал к двери, потянул ручку — заперто. Сломать без инструментов невозможно. Вокруг бетон, оконце узкое… — Как ты считаешь, нас захватили как военнопленных? Или это террористы? — А какая разница? Вляпались в такое дерьмо!.. — Если как военнопленных, то мы имеем соответствующие права, по международному соглашению. Есть специальная Конвенция… — Какая Конвенция, подполковник?- зло усмехнулся Арчеладзе.- Ищи теперь свои права! — Я принадлежу к «голубым каскам» миротворческих сил. Они должны понимать, что за захват офицера войск ООН последуют санкции! — А кто знает, что ты здесь, в винном погребе? Кто видел, как ты заходил в корчму? — Меня станут искать! Америка не оставляет своих граждан! — Ишь ты, сразу вспомнил, что американец,- по-русски сказал Арчеладзе.Ну, жди, может твоя страна пригонит сюда авианосец. — О чем ты говоришь?- прислушался Джейсон. — Говорю, что мне повезло. Сербы-то установят, что я русский, а вот с тобой будут проблемы. — Ты так считаешь? — Сербы в Боснии ненавидят янки. Вы пришли сюда, чтобы захватить Землю Сияющей Власти. Они за эту землю бьются всю свою историю. Джейсон сел спиной к бочке на деревянный постамент. — Что могут со мной сделать? — Трудно сказать… Все, что угодно. Даже расстрелять и зарыть где-нибудь. Смотря кому в руки попали… Или наденут тебе обруч на голову, намажут мазью и через несколько часов обрастешь рыжей шерстью. Вернут, так сказать, в естественное состояние. — Это, надеюсь, шутка? Эд, я спрашиваю серьезно! — Серьезно и отвечаю! — Что значит, обрастешь шерстью? — Обрастешь и все, как горилла. Джейсон так и не разобрался, юмор это или нет, помолчал пару минут. Тем временем Арчеладзе прыгал по погребу, тщательно осматривая пол — чтобы разрезать веревки, сгодился бы крошечный осколок бутылки, консервная банка, даже чешуйка ржавчины. Однако хозяин держал помещение в идеальной чистоте. Под краном бочки стоял белый эмалированный тазик, чтобы не проливать на пол и капли вина… Полковник нагнулся и поднял таз, осмотрел, примерился ударить его о стену, чтобы отскочил осколок эмали — края должны быть как бритва. — Я же не хотел ехать!- в отчаянии, сквозь зубы вымолвил Джейсон.- Второй раз меня затащили сюда, в Боснию. И переподчинили батальон! Я же чувствовал!.. Эд, я чувствовал, плохо кончится. С самого начала была такая спешка, путаница!.. Я спокойно отдыхал в Президио, у родителей, у меня был законный отпуск… — Где-где ты отдыхал?- Арчеладзе опустил уже занесенный над стеной тазик. — В Президио. — Какое знакомое название! Где это? — Недалеко от Сан-Франциско, по сути, пригород. Там раньше была военная база, теперь ничего нет. — А почему ты там очутился? — Приехал в отпуск, к родителям,- Джейсон заметно начинал тосковать.- Они переехали туда три года назад. Там стоит дом… Его построил мой прадед, русский офицер, когда эмигрировал в Америку. — Любопытное совпадение! О Президио я уже наслышан… Там у вас не военная база, а какой-то вертеп, где собираются духи мертвых. — Я не знаю этого. Мне там понравилось. — Еще бы! Все вы оттуда вылетели, духи,- по-русски пробубнил полковник и вновь примерился ударить таз о стену, однако пехотинец насторожился. — Кто-то идет! Стук за дверью! Арчеладзе замер. Через секунду в скважине провернулся ключ и дверь распахнулась сразу настежь. В проеме стоял корчмарь, одетый в расстегнутый овчинный кожух, из-под которого торчал ствол «Калашникова». Стоял и вглядывался в полумрак погреба, и, когда присмотрелся, вошел внутрь, по-хозяйски прошагал к бочке, к Джейсону, уставился на него исподлобья и сказал, не оборачиваясь к Арчеладзе: — Переведи ему: мы узнали его. Он — Джейсон Дениз, командир экспедиционного батальона ВМС США. Это он охранял зону, где расположена гора Сатва. И это он не допускал сербов, когда они приходили молиться к святому месту. Скажи, он нам нужен, поэтому сегодня вечером его переправят в горы, в надежное место. Арчеладзе перевел, на что пехотинец вскочил и неожиданно стал ругаться и грозить, что миссия ООН обязательно применит санкции или даже меры военного характера. Корчмарь не требовал перевода, и полковник стоял молча. Выслушав возмущенную речь американца, хозяин погреба выхватил из-под полы автомат, упер его в грудь. — Скажи ему: мне не хочется пачкать свой погреб его поганой кровью. Но я все равно потом прострелю ему голову! — Потом он тебя убьет,- перевел коротко Арчеладзе, просчитывая взглядом расстояние до серба — можно ли отсюда, без прыжка, рубануть кромкой таза ему по шее… А он почувствовал это, резко повернул автомат в сторону полковника. — Зачем ты взял таз? — Хотел налить вина,- тут же вывернулся он.- Очень хочется пить. Корчмарь выхватил у него посудину, взял под мышку. — Ты вчера выпил свое. Через три часа придет машина и поедешь в лес. Там и выпьешь последнюю чашу. Только не вина. — Не круто ли берешь, брат? Может, поговорим, объяснимся. — С такими ублюдками говорить не буду! — Слушай ты, урод!- мгновенно взъярился Арчеладзе.- Ты считаешь меня предателем? А ты знаешь, как мы встретились с этим американцем?! И почему?! — Не хочу знать,- брезгливо бросил он и покосолапил к двери. Полковник сделал два скачка следом и не удержал равновесия, завалился на бок, чуть не ударившись головой о стену. Корчмарь захлопнул дверь и повернул ключ. — Эй, ты!- заорал Арчеладзе.- Позови старшего! Слышишь?! Или сам отправь человека на обсерваторию! Скажи, что поймал Грифа! Понял?.. За дверью была уже полная тишина. Стоило единственный раз, отказавшись от прошлого и будущего, несколько часов пожить настоящим, как и должны бы жить нормальные люди, так тут же небо над головой сократилось до размеров овчинки. — Что он сказал тебе, Эд?- Джейсон тряс его за колено.- Что он хочет? Арчеладзе медленно и неуклюже встал, припрыгал к бочке и повернул медный кран. Вытекла тоненькая, черная струйка, потом еще капнуло несколько раз, после чего из бочки дохнул скопившийся газ — разнеслась вонь прокисшего вина. — Шабаш,- заключил полковник. — Что он тебе говорил?- все приставал пехотинец. — Что?.. А через три часа расстреляют в лесу. — Тебя расстреляют?.. Но они же любят русских! — Русских-то они любят,- не сразу проговорил Арчеладзе.- Но ненавидят предателей… Эх, весело веселье, тяжело похмелье! А здорово мы вчера погуляли? — За что тебе грозит расстрел? — А ни за что. У нас так бывает часто. Мы больше своих лупим, не разобравшись, чем врагов. Ну, хочешь быть теперь русским? Джейсон замолчал и сел рядом. Глаза его бесцельно бегали по стенам — о чем-то лихорадочно думал. — Знаешь, а я первый раз оказался… в неволе!- вдруг вспомнил полковник.Хотя, нет, было, только не у своих… А тебе приходилось сидеть за решеткой? — Мне?.. Нет, никогда. Разве что, когда наказывал отец… — А я раз попал, но всего на час, так что и не почувствовал ничего. У меня кончились патроны. Тогда я сдался самосовцам, а они обрадовались, что схватили русского инструктора, повели в свой лагерь. — Кому ты сдался?- словно проснувшись, переспросил Джейсон. — Самосовским головорезам. Это было в Никарагуа… Вели двое, один сзади, другой — спереди. А у меня спецобувь была. В подошвах и каблуках только минивертолета не хватало. Я вынул нож и обоих приткнул. Сейчас бы такие башмаки! — Ты был в Никарагуа?- Да пришлось… — Ты наемник? — Ну, тогда, можно сказать, был наемник. — Слушай, а я тоже был в Никарагуа,- бесцветно вымолвил пехотинец.- Сразу после школы, еще лейтенантом. И вылавливал сандинистских головорезов. Проводили спецоперации в джунглях. — Видишь, там не встретились, а здесь… И оба — в винном погребе. Самое обидное, что бочка пустая! — Это я виноват. Тебя расстреляют из-за меня. — Да ладно тебе!.. Главное, из погреба выйти, а дальше, может, выкручусь. Они же не знают, кто я. — А кто ты? Мы с тобой столько времени вместе, а я до сих пор так и не знаю, кто ты на самом деле. Арчеладзе усмехнулся, стиснул зубы, сжал губы, но не смог удержать смеха. И захохотал во весь голос, медленно оседая на пол. Катился в одну сторону, в другую, заходился в смехе, как ребенок в плаче. Джейсон прыгал около него и спрашивал, словно попугай. — Эд! Что ты, Эд! У тебя истерика? Эд! Прекрати, Эд! Он с трудом унял приступ веселья и еще некоторое время устало всхлипывал коротким хохотком. Болели скулы и живот в районе солнечного сплетения. — Нет, парень, это не истерика… Я увидел ситуацию… Наше положение… Сразу в голову не пришло! Это же смешно! — Не вижу ничего смешного! — А ты представь себе: два матерых волка попадают в руки какого-то корчмаря-урода! Подполковник морской пехоты США, элитный офицер, профессионал, и полковник… нет, даже генерал, КГБ — и какой-то коротконогий серб, таскающий вино в кувшинах! — Кто генерал КГБ? — Я генерал КГБ! Правда, я не принял звания, но его присвоили. — Ты не похож на генерала КГБ!- вдруг заспорил Джейсон.- Они совершенно не такие! Они… не должны пить вино, петь песни! Они… — А ты их видел? Живых? Не в кино? — Нет, не видел… Но… — У вас отличная пропаганда, парень,- похвалил Арчеладзе.- Лучше, чем коммунистическая. Ладно, супермен, живи иллюзиями. Так легче… — Ты не похож на генерала КГБ. Скорее, похож на генерала Хардмана. — Вот пристал со своим Хардманом! Твой начальник? Хардман? — Нет, был моим командиром,- с уважением вспомнил Джейсон.- А теперь… не командир у меня — иезуит. И фамилия скользкая, призрачная,- то ли Барлетт, то ли Бейлесс. В секретных службах они все такие, как рыбы. И глаза рыбьи, и мозги… Это он меня отправил на реабилитацию. — А ты сейчас подчиняешься секретной службе? — Переподчинили батальон… Так хочется пить! — И меня… переподчинили,- вдруг признался Арчеладзе.- Вернее сам ушел под зависимость. Но теперь!.. — Ты же сказал — вольный казак? — Да, вольный! Мы оба сейчас — вольные казаки. Только где наши сотни? Почему не ищут командиров? Арчеладзе задержал взгляд на окошке под потолком — стекло! Только дотянуться и разбить!.. В три скачка он достиг стены, попробовал вышибить глазок связанными руками — не так-то просто: отекшие от веревок руки не сжимались в крепкие кулаки и удар получался вялый, мягкий, как ладонью по заднице. Тогда он приблизился вплотную, и стекло оказалось как раз на уровне лба. Осколки посыпались на пол, а один заскочил под тельняшку. По переносице к щекам потекла теплая струйка крови… — Подставляй руки!- приказал он, поднимая стреловидный обломок.- Сейчас ты получишь наконец настоящую свободу! Которая называется воля! Капроновая, туго скрученная бечева распадалась под нажимом стекла с жирным треском, напряженные нити лопались сами, едва острие касалось волокон. Через двадцать секунд Джейсон разглядывал свои посиневшие ладони — будто, утратив их, неожиданно и случайно обнаружил вновь. — Режь мне!- поторопил Арчеладзе. Веревки на ногах они резали самостоятельно, каждый себе: онемевшие руки не слушались, чтобы распутывать тугие, на совесть затянутые узлы. И, не дорезав, внезапно оба замерли. Явственно послышался тихий характерный скрежет ключа в замке.

Читать онлайн Теперь ты меня видишь страница 44

— Проверил обеих. На Кэтрин, младшую, ничего нет. А вот старшая, Виктория… Два внушения в личном деле, оба за угон. Незадолго до инцидента ей сделали последнее предупреждение: она сознательно находилась в угнанном автомобиле и вела себя, как там выражаются, антисоциально.

— Значит, у них сохранились ее отпечатки?

Джосбери покачал головой.

— Все происходило на улице. Пальчики не брали.

— Не может быть. Нам же сказали, что ее отпечатки нашли на упаковке от презервативов.

— Да, в ту ночь, конечно, взяли. Но через пару недель девочки привели кого-то из собеса, и отпечатки уничтожили у них на глазах.

Таллок пробормотала что-то себе под нос.

— В ту ночь, когда исчезла Виктория, камера слежения засекла ее за взломом автомобиля в центре города. Разослали ориентировку, но не нашли ни ее, ни машину. Формально полиция Кардиффа разыскивает ее до сих пор.

— И не только они, — мрачно заметила Таллок.

— Я поговорил со всеми своими кардиффскими знакомыми, но одиннадцать лет назад никто еще там не работал. Посоветовали мне связаться с сержантом Роном Уильямсом, но тот появится на службе только завтра.

— А я поговорил с кардиффским собесом, — сказал Барретт. — Мать девочек, Тина Луэлин, была наркоманкой и алкоголичкой. Когда дети были еще маленькими, отмотала срок.

— За что?

— Торговля наркотиками, какие-то несерьезные объемы. Она была мелкой сошкой, но уже с приводами. Детей, на тот момент восьми и шести лет, отправили в детский дом, а потом — в приемную семью.

— А потом?

— Когда старшая пошла в седьмой класс, из приемной семьи их забрали. Девочка не раз попадалась на прогулах, грубила учителям и подозревалась в магазинных кражах, хотя этого так и не доказали. Детей снова отправили в детский дом.

— Обеих?

— Ага. Приемные родители с радостью оставили бы младшую, но та не хотела разлучаться с сестрой. Потом они еще несколько лет скитались по разным семьям: судя по всему, младшенькая была очень милой и воспитанной.

— Надолго где-нибудь задерживались?

Барретт покачал головой.

— Всегда одно и то же: поначалу вроде нормально, а потом Виктория куда-нибудь вляпается — и Кэти опять волокут в приют. В школе она при этом хорошо училась. Учителя считали, что она даже в университет сможет поступить. Это все, конечно, до того сомнительного изнасилования.

— А потом?

Барретт снова заглянул в блокнот.

— А потом, как ни странно, Виктория на время образумилась. Перестала тусоваться с бандитами, взялась за ум. Но директриса говорит, что агрессия все равно ощущалась. Некоторые учителя ее боялись. А вот Кэти покатилась по наклонной: начала прогуливать школу, вроде как даже пристрастилась к наркоте. Сестры часто ругались у всех на виду. А потом Кэти вдруг взяла и уехала.

— Куда?

— Никто не знает. Друзьям ничего не сказала, а у нее и так их немного было. Тогда все решили, что она уехала в Лондон и стала жить тут беспризорницей. Через пару недель Виктория тоже уехала — на той самой машине, о которой говорил Джосбери.

— Они числятся пропавшими без вести?

— Еще не проверял. В личном деле всего одна фотография, сделанная за два года до изнасилования. Очень мутная. Я ее увеличил, как мог, без потери качества.

Он передал по кругу лист формата А4. Надолго задержавшись в руках Джосбери, фотография в итоге оказалась у меня. Снимок в фотобудке. Две девочки. Гримасничают. Старшая снята в профиль. Она гот: крашеные черные волосы торчком, брови выщипаны в ниточку, темная помада на поджатых губах, рваная черная майка и очень внушительная, как для четырнадцатилетней девочки, грудь напоказ. Кожаная куртка усыпана заклепками.

Двенадцатилетняя Кэти — пухленькая, с широкой улыбкой и ровными зубками. Русые волосики блестят, как сливочная ириска. Симпатичная, как с картинки, и, судя по блеску в глазках, она прекрасно об этом знала.

— Это все? — спросила Таллок.

Андерсон пожал плечами, я помотала головой. Мы ничего не обнаружили. Виктория и Кэти могли все эти годы заниматься чем угодно, но пособий точно не получали, машину не водили, налоги не платили, за коммунальные услуги — тоже. Они просто исчезли из поля зрения государства, как это часто бывает.

— Тина Луэлин умерла от рака семь лет назад, — сказал Барретт. — Она была курильщицей со стажем, опухоль в легких очень быстро разрослась. Скончалась в каком-то хосписе в Мид Гламоргане. Имя отца неизвестно. Возможно, девочек она родила от разных мужчин.

— Виктория, вообще-то, появилась на радаре примерно год спустя, — сказал Андерсон. — Их дед по материнской линии жил в долине Ронда. Они с ним даже в детстве почти не общались, но он после смерти не оставил завещания, и внучки унаследовали дом. Продали его примерно за сто тысяч фунтов, деньги забрала Виктория.

— Всю сумму? — уточнил Джосбери.

— Вроде бы да. Если она и психопатка, то очень богатая психопатка.

— У вас все? — спросила Таллок.

Все промолчали. Похоже, все.

— Ладно, продолжайте поиски. Лэйси, придется тебе опять походить по улицам, только теперь с этой фотографией.

— Могу прямо сразу начать.

— Не сейчас. У меня есть для вас другое поручение. Карен Кертис два дня не выходила на работу, но соседка сказала, что у нее в Фулэме живет престарелая мать. Она ее обычно пару раз в неделю проведывает. Вдруг она там прячется?

— Съездить проверить? — спросила Майзон.

— Старушка, говорят, слабого здоровья, — сказала Таллок. — Может не вынести, если нагрянуть к ней всей честной компанией. Поезжайте вдвоем. Расспросите, что да как.

65

Миссис Эвадна Ричардсон, мать Карен Кертис, жила на улице, где каждый дом стоил порядка миллиона фунтов. Улица эта тянулась с юга на север, перпендикулярно реке; к бордюрам жались вереницы роскошных авто. Дом № 35 выглядел более убогим и старомодным, чем соседские.

— Небось купила за пару тысяч пятьдесят лет назад, — сказала Майзон, стоя на крыльце. — Как ты думаешь, звонок работает?

Я приподняла дверной молоточек и постучала. Мы принялись ждать. Майзон отошла и посмотрела на второй этаж.

— Нехорошее у меня предчувствие, — сказала она.

— Перестань, — сказала я, хотя у самой предчувствие было не лучше. — Кто-то идет.

За дверью послышалось шарканье, щелкнула задвижка. В скважине провернулся ключ, и дверь приотворилась на каких-то четыре дюйма. В щели виднелась цепочка. Мне пришлось согнуться в три погибели, до того низкорослой была хозяйка. Крохотное морщинистое личико, карие глазки за толстыми очками в позолоченной оправе, практически невидимые губы.

— Миссис Ричардсон?

— Да, — пугливо кивнула она.

До меня только сейчас дошло, что старушка слабого здоровья вряд ли будет рада гостье с разукрашенной физиономией. Я отошла, и Майзон поднесла свое удостоверение к щели. Старушка подошла поближе, прищурилась.

— Миссис Ричардсон, мы разыскиваем вашу дочь, Карен, — сказала Майзон. — И нам хотелось бы задать вам пару вопросов.

Из щели вылетела синяя муха и врезалась мне прямо в лоб.

— Ее здесь нет.

— Можно с вами поговорить?

— Она приходит по понедельникам, средам и пятницам в пять часов вечера.

Я натянуто улыбнулась.

— Миссис Ричардсон, нам хотелось бы задать вам пару вопросов. Можно войти?

Старушка исчезла из виду, и через секунду дверь открылась.

— Закройте за собой, — попросила она, шаркая по коридору. — На ключ.

Пол в коридоре был выложен черно-белой плиткой — похоже, такой же старой, как и сам дом. На стенах висели фотографии, зеркала и декоративные тарелки. На второй этаж вела деревянная лестница.

Пахло в доме, честно говоря, не очень приятно. Не то чтобы удушающая вонь, но все-таки… Сырость. Мусор, залежавшийся в ведре. Кислятина. Майзон поморщилась. Когда миссис Ричардсон открыла дверь, мы обе услышали мерный гул комнатных мух.

Гостиная была большая, но из-за обилия мебели казалась тесной. Над камином и на крышке пианино в углу стояло множество семейных фотографий. Я заметила одну дохлую муху в седых волосах миссис Ричардсон; живые соплеменницы жужжали у эркерного окна.

— Чаю хотите? — спросила старушка, когда мы расселись по креслам.

— Спасибо, не надо, — ответила Майзон. — Мы ненадолго. Скажите, когда вы последний раз видели Карен?

— В понедельник вечером, — сказала она. — Карен обычно приходит в пять, готовит ужин и помогает мне принять ванну. Уходит обычно в половине восьмого, как раз перед началом «Коронэйшн-стрит».

— Значит, вы ждете ее сегодня вечером?

Сегодня ведь среда.

Миссис Ричардсон кивнула.

— Да, она придет в пять часов. Она ко мне сразу после работы едет.

Я украдкой взглянула на часы. До пяти совсем недолго, но Карен Кертис уже два дня не появлялась на работе.

— Миссис Ричардсон, а вы в понедельник не заметили в ее поведении ничего необычного?

— Нет, все было как всегда, — ответила Эвадна Ричардсон. — Ей звонил Томас. Говорил, что завел себе новую подружку.

Она встала и отошла к камину. Подняв палец, она, похоже, принялась считать фотографии в рамках и остановилась на пятой.

— Это мой внук, — сказала она, снимая с полки фото юноши в бакалаврской мантии. — Томас.

Я взяла фотографию и сразу передала Майзон, лишь мельком посмотрев на молодого брюнета. Он был ниже и худее остальных парней. Рулевой, а не гребец.

Приключения Аньки в Аду. Часть 3 — В попку — Эротические рассказы

он замер. Его член начал накачивать Аньку спермой, импульсивно стреляя ей внутрь и разряжаясь.

После чего он расслабленно отвалился в сторону и уставился в телевизор, положив руки за голову.

Анька осталась лежать лицом вниз, уткнувшись лицом в подушку, с руками на оттопыренных ягодицах, никаких распоряжений о том, что делать дальше ей не поступало.

Внезапно дверь в комнату резко распахнулась, и внутрь вбежал один из парней, работающих в цеху.

— Ребята, демон в доме! — страшным полушепотом сообщил он, и тут же вылетел обратно.

Брюнет с Рослым вскочили, похватали свои вещи и, не надевая их, исчезли следом за сообщившим важную весть парнем. На все про все у них ушло несколько секунд.

— Вставай шкура, ебаны в рот, ну шевелись же! — Марго со страшным лицом, стащив ошарашенную Аньку с кровати, уже волокла ее на полусогнутых ногах к шкафу. Все ее манеры и расслабленность, вмиг улетучились без остатка.

— Закройся и вообще заткнись! — Марго впопыхах пристегнула Аньку к металлическому столбу.

— Лучше сиди тихо, — быстро проговорила она и задвинула дверь.

***

В большом тронном зале стоял трон. Перед троном, вытянувшись к входу, располагался длинный стол, обставленный бархатными стульями с высокими спинками. Большая парадная люстра свисала с потолка.

Марго вбежала в зал и тут же остановилась.

— Не хорошо опаздывать, — у основания стола стоял красивый молодой мужчина в сером костюме и в галстуке, раскладывая бумаги, он мельком бросил взгляд на появившуюся Марго.

Вдоль стены выстроился десяток негров из прислуги.

— Был в мире живых, завел любовницу, банк возглавляю, — мужчина рассмеялся, словно отчитываясь, — но там, знаешь ли, возможностей маловато, а что тут новенького?

Арезот выглядел вполне дружелюбно. Но Марго прекрасно знала о коварности демонов, об их перевоплощениях и возможности менять обличья. Они могли шутить, смеяться, признаваться в любви, а через секунду резать человека на части, попутно разгадывая кроссворд.

— Все в порядке, господин, — она упала на колени, склонив голову.

— Да?… Звучит скучновато, — искренне удивился Арезот, вновь отвлекшись от своих бумаг, — а рассказать про двух серых мышек у себя в комнате, не хочешь? Хорошо с ними, наверное, развлекаться, да?

— Они ваши рабыни, господин, — ответила Марго тихим голосом.

— Аааа, ясно, — согласился демон, — а ты тогда кто?

— Я ваша рабыня, господин.

— Вот это новость! — он добродушно рассмеялся, — значит, повеселимся сегодня втроем?

— Как вам будет угодно, господин.

***

В большой комнате для наказаний, находящейся в подвале дома демона, много чего было. Тут и там стояли различные приспособления, отдаленно напоминающие тренажеры в спортзале. На стенах было развешано много разной всячины для сексуальных утех и пыток.

Арезот в своем деловом костюме развалился в широком кресле, осматривая стоящих напротив девушек:

— Как приятно вот так возвратиться домой и увидеть, что тебя ждут… Не просто ждут, а ждут с нетерпением… И вот однажды в замочной скважине провернется ключ и на пороге окажусь я, уставший как тысяча чертей, злой как дьявол… А вы уже бежите наперегонки мне на встречу, хрупкие, благодарные создания… Чтобы обнять, поцеловать меня…

Арезот прикурил сигару, возникшую у него в руках:

— Неплохое начало для сказочки, верно? Такое умиротворяющее, — затянулся и выпустил облако дыма в сторону девушек, — а теперь вернемся в реальность.

Он щелкнул пальцами, и справа, и слева от кресла появились его точные копии. Такие же два мужчины, с такими же симпатичными лицами, в таких же деловых костюмах. Арезот, сидящий в кресле, повернул голову налево, потом направо, недоуменно смерил их взглядом.

— Это я, и это я, какой же я настоящий? А может все мы одно целое? — он посмотрел на молчащих девушек.

— Да, вы правы, это не совсем то, как-то уж слишком цивилизованно, — Арезот снова щелкнул пальцами, и его двойники по обе стороны кресла исчезли.

— Вот так, наверное, поинтереснее будет, да и более естественно, — раздался еще один звонкий щелчок.

С одной стороны кресла появился классический мощный демон под два метра ростом, весь в короткой красной шерсти, с изгибающимися рогами на голове, с другой, такой же крепкий бык с мускулистым человеческим торсом.

— Ого, уже горячее, — Арезот снова покрутил головой, — хотите что-то сказать мне, ребята?

— Вот ту, — демон показал на Марго.

— Вот эту, — бык показал на блондинку.

— А вы и не особо-то разговорчивые, — Арезот усмехнулся, — всегда выбирайте все самое вкусное… Но так и быть, забирайте.

На самом деле Арезот был един в трех лицах и разговаривал по сути сам с собой.

Подбежали негры из прислуги, схватили блондинку с Марго и поволокли их отбивающихся в сторону. Следом за ними пошли демон с быком, чтобы проконтролировать дальнейший процесс эксплуатации рабынь.

Перед Арезотом в кресле, осталась стоять только Анька в бондаже и в туфлях, скромно понурившая взор. Он внимательно осматривал ее с ног до головы. И она чувствовала это, словно горячая волна заходила вдоль ее стройного тела.

На Аньку нахлынули очень сильные ощущения. Страх, оставаясь внутри груди, переместился вниз живота, превращаясь в дикое, томное, сексуальное желание. Она себя ощутила пылинкой в море песка. С необычайной силой ей захотелось только одного, чтобы ей обладали. Жестко, грубо, резко, без всяких условий и границ. Чтобы ее вознесли над всеми, к самым ледяным вершинам или, наоборот, без всяких сожалений, бросили на самое дно, в жаркое пекло — сейчас это было равноценным.

Арезот встал с кресла и подошел. Остановившись перед ней. А она не могла поднять глаза, не видя ничего кроме его начищенных ботинок и, ощущая сногсшибательный аромат дорогого парфюма.

— Просто, скажи Да, — из его уст это звучало вполне однозначно и утвердительно.

Она молчала, склонив голову и впав в ступор. Он приподнял пальцем ее подбородок и заставил посмотреть на себя. В его лице отражались десятки веков и миллионы судеб.

— Да, — еле слышно произнесла Анька.

— Сегодня необычайно жарко, — Арезот взял Аньку за руку, — а у меня как раз есть в запасе бутылочка хорошего вина. Только, пожалуйста, не отказывайся, а то я, честно говоря, уже не помню, когда мне отказывали последний раз.

Двух девушек целиком раздели, оставив на них только туфли. Блондинке связали за спиной руки и подвесили вниз головой за ноги, над очень широкой бочкой наполненной водой. Трос от ее ног тянулся к потолку и, перекинувшись через блок, спускался вниз, к механизму с рукояткой, стоявшему рядом. Она подвешенная чуть покачивалась в полуметре над уровнем воды.

— Приятно тебе искупаться, — басовитым голосом пожелал ей бык, крутя ручку и погружая ее по пояс в воду.

Она сначала замерла под водой, прекратив дышать. Дальше, чувствуя нехватку воздуха, задергалась, но бык не торопился ее вытаскивать. И только когда запас воздуха у нее был уже совсем на исходе, трос потянул ее вверх. Вода стекала по ее свесившимся волосам. Блондинка не успела еще толком отдышаться, с шумом отплевываясь, как через десяток секунд ручка опять закрутилась, погружая ее в воду.

— Остудись, — посоветовал ей бык.

Марго подвесили за руки неподалеку. От цепи, сковывавшей ей ноги, другая цепь тянулась к крюку, торчащему из пола. Так, что Марго оказалась, натянута между потолком и полом как струна. На голову ей надели мешок, который неплотно затянули шнуром на шее, чтобы не свалился.

— Хороший кнут, — демон показал кнут быку, пару раз взмахнув им, рассекая воздух, — таким кнутом обычно бьют животных.

Голое тело Марго покрылось мурашками, она завертелась, чуть покачиваясь, насколько это было возможно в ее положении:

— Ааа, пожалуйстааа отпуститеее, ну пожалуйстааа, не надооо… — кричала она.

— Будешь пороть им эту …  

Предложения со словосочетанием ПОВЕРНУТЬ В ЗАМОЧНОЙ СКВАЖИНЕ

Неточные совпадения

Он вставил ключ в замочную скважину и повернул. Тогда дрожащими руками она вставила ключ в замочную скважину, повернула его и открыла дверь. Достала ключ из сумки, который ей передал адвокат, вставила его в замочную скважину и повернула. Я сунула в замочную скважину ключ, несколько раз повернула его, и дверца открылась. Недолго думая, он снял ключ и, вставив его в замочную скважину, повернул. С трудом удерживая в замёрзших пальцах ключ, она вставила его в замочную скважину, повернула… и с огорчением убедилась в том, что дверь заперта на щеколду. Достав из кармана платья маленький металлический ключ, она вставила его в замочную скважину и повернула. Он прикрыл за собой дверь, повернул ключ в замочной скважине и молча прошёл в комнату. Неслышно ступая в ботинках на каучуковой подошве, адвокат подошёл к своему кабинету, осторожно вставил ключ в замочную скважину, дважды повернул его и отворил дверь. Осторожно вставил ключ в замочную скважину и повернул. Поднявшись на седьмой этаж, учитель несколько раз повернул ключ в замочной скважине двери, просто удивительно, что новый замок не захотел сразу открыться. Не бойся, вставь его в замочную скважину и поверни несколько раз. Вставила ключ в замочную скважину и осторожно его повернула. Она вставила ключ в замочную скважину, повернула. Вставив ключ в замочную скважину, он повернул его на два оборота. Он выбрал один, вставил его в замочную скважину и повернул. Женщина подошла к двери, всунула ключ в замочную скважину и попыталась повернуть его. Отвернувшись, на ощупь вставил его в замочную скважину, повернул. Рука, вставившая ключ в замочную скважину, дрожала, но ключ был повёрнут, и дверь открылась. Взбежав по ступенькам лестницы, повернув несколько раз ключ в замочной скважине, она толкнула входную дверь, и её окутал аппетитный аромат чего-то жареного или запечённого. — Я сама, Юра, — извиняясь, прошептала мама, — пойми… — Она вставила, дрожащими руками ключ в замочную скважину и попыталась повернуть его, но замок не поддавался. Продавщица повернула ключ в замочной скважине. Затем вставила ключ в замочную скважину, легко повернула его и, открыв дверь, вошла внутрь. Он оставил ключ в замочной скважине, повернув его так, чтобы снаружи его не смогли протолкнуть внутрь.

Предложения со словосочетанием КЛЮЧ ПРОВЕРНУЛСЯ

Дверь закрылась, ключ провернулся в замке. Она впустила меня в дом и заперла дверь. Ключ провернулся в замке без малейшего скрежета; столь же бесшумно вошли в пазы тщательно смазанные засовы. Ключ провернулся, замок открылся, узница вылетела. Он немного усилил нажим, чтобы ключ провернулся. Ключ провернулся в замочной скважине несколько раз и дверь открылась.

Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!

Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.

Вопрос: навеивать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?

Положительное

Отрицательное

Щёлкнул выключатель, ключ провернулся в замке, и мои шаги зазвучали в тёмном коридоре. От мысли, что завтра можно прийти попозже, на душе было легко. Механизм навесного замка оказался обильно смазан солидолом, ключ провернулся в нём без всякого усилия. Ключ провернулся как-то неловко, с сопротивлением — должно быть, потому что она действовала левой рукой. Ключ провернулся в замке до упора, дверь открылась, вещей в коридоре уже не было, они расположились в комнате, предназначенной для только что въехавшей женщины, но самой её там не было. После чего провела языком по припухшим губам. Но ключ провернулся в замке, и шаги постепенно стихли. Когда ключ провернулся, она уже поднялась и накинула на плечи вязаную ажурную кофточку. Расплатившись с таксистом, я долго возился с замком на воротах (за зиму я был тут всего лишь раз). Наконец ключ провернулся. Наконец, к исходу второго дня ключ провернулся в замке двери, и молчаливый охранник повёл его в ту же самую комнатку, где его допрашивали. А потом, на третьем обороте, внутри что-то щёлкнуло, и ключ провернулся. Ключ провернулся в замке, послышался характерный звук, эхом отдающий в ушах. Ключ провернулся на два оборота и дверь легко поддалась, как будто открывалась каждый день. Трёхгранный ключ провернулся в замке. Но ключ провернулся на удивление с лёгкостью, и дужка замка под собственной тяжестью отпала, оставаясь висеть на кованых петлях. Щёлкнул ремень безопасности, ключ провернулся, дрогнули стрелки, запел двигатель. Ключ провернулся в скважине без звука, замок открылся с негромким щелчком, щедро умасленные дверные петли безмолвствовали.

Неточные совпадения

Ключ легко провернулся в замке и бесследно исчез. Провернулся ключ в замке с той стороны… Этот ключ с лёгким скрежетом провернулся, и дверь открылась. Сначала шестигранник упирался, так что пришлось постучать по ключу молотком, но потом поддался и несколько раз провернулся. Сколько спал — он не знал; проснулся оттого, что услышал, как в замке провернулся ключ, и дверь открылась с каким-то особенно зловещим железным лязгом. В замке провернулся ключ, а ещё через секунду дверь распахнулась. Ключ два раза провернулся в скважине, щёлкнул замок, но, потянув за ручку, зимбр и теперь не смог открыть дверь.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *